Полиглоты: кто они? | Inside the Mind of Extreme Language Learners

by Nataly Kelly

As it turns out, learning languages is easier - and more pleasurable - for some folks than for others. In fact, there is a group of individuals who find the process so enjoyable that they take it to another level entirely. They're known as hyperpolyglots. Take Emil Krebs, who reportedly spoke 68 languages. Or Elihu Burritt, who could read 50 languages. And then there's Giuseppe Caspar Mezzofanti, who learned to speak 39 languages.

Как показывает практика, изучение языков не для всех одинаково легко и приятно. Есть группа людей, которым процесс освоения языков доставляют столько радости, что они достигают (в этом) невиданного уровня. Их называют гиперполиглотами. Например, Эмиль Кребс говорил на 68 языках. Или Элайу Бурритт, который читал на 50 языках. И знаменитый пример Джузеппе Каспара Меццофанти, который говорил на 39 языках.

Who are these people, and why on earth do they learn so many languages? A new book by Michael Erard sheds light on extreme language learners and how they operate. Erard has been researching hyperpolyglottery since 2005. As a self-confessed language addict, I couldn't resist asking him some questions about his research on hyperpolyglots. Thankfully, he indulged me.

Что это за люди и как же они осваивают так много языков? Новая книга Майкла Эрарда проливает на это свет. Эрард изучает гиперполиглотов с 2005 года. Как любительница языков, я с могла не задать ему несколько вопросов о полиглотах. Спасибо ему за ответы.

Nataly Kelly (NK): Why did you write this book?

NK: Зачем вы написали эту книгу?

Michael Erard (ME): The changing linguistic world needs polyglots! We need to know what makes them tick so we can find out how to reproduce or mimic what they are able to do. We also need to get a grasp on our own fascinations (and suspicions) of massive multilingualism. This was a topic that had never been covered from a scientific perspective. In hyperpolyglots you have people who are running in essence a natural experiment into the limits of language learning, but no one, until now, has examined the results of that experiment.

Полиглоты нужны в меняющемся мире лингвистики! Нам надо знать, в чём причина их успеха, чтобы подражать им. Нам также нужно разобраться с расхожими представлениями (восхищением и подозрением) о полиглотах. Эту тему никогда не рассматривали с научной точки зрения. По сути, полиглоты проводят естественный эксперимент по определению границ в изучении языков, но результаты этого эксперимента ещё никто не описал.

NK: What exactly is a hyperpolyglot?

NK: Как можно определить гиперполиглота?

ME: I started my investigations with the definition that a hyperpolyglot is someone who speaks six or more languages, based on work by Dick Hudson, a University College London linguist, but that ought to be revised upward, to 11 languages or more.

ME: Я начал свои исследования, исходя из определения английского лингвиста Дика Хадсона, что полиглот - это человек, говорящий на 6 и более языках. Но теперь планку надо повысить до 11 и более языков.

NK: How fluent does one have to be in each language to be considered a hyperpolyglot?

NK: Насколько свободно надо говорить на каждом языке, чтобы считаться гиперполиглотом?

ME: There's a myth that hyperpolyglots have all of their languages to an equally high, native-like level, but this isn't the case, just as it's relatively rare to find bilinguals who are perfectly balanced in both of their languages. To be clear, the goal of my project wasn't to police the boundaries of hyperpolyglottery, and it was interesting to come across all the standards and criteria, both institutional and informal, that people have for measuring language proficiency. It can be useful to think about word-level abilities, sentence-level abilities, and discourse (or paragraph)-level abilities. When I think of hyperpolyglots, I'm thinking of people who have some amount of sentence-level abilities in several domains. Someone who can merely order a drink in a restaurant doesn't count.

ME: Существует миф, что гиперполиглоты говорят на всех языках почти как на родном, но это не так. Так же как знающие два языка довольно редко знают их одинаково хорошо. Могу ясно сказать, что не ставил целью определить строгие границы в этом смысле. Мне было интересно рассмотреть все стандарты и критерии для измерения владения языком, как общепринятые, так и неформальные. Будет полезно рассмотреть языковые навыки на уровне отдельных слов, предложений, текста. Я представляю себе гиперполиглотов как людей с навыками на уровне составления предложений в нескольких тематических областях. Я не считаю полиглотом того, кто может на нескольких языках заказать стакан вина в ресторане.

NK: Are hyperpolyglots physiologically different from other people?

NK: А психологически полиглоты отличаются от обычных людей?

ME: Any physiological difference is going to exist in the brain. Certainly their brains bear the uses to which they put it, just as expert musicians brains show development in areas related to processing sound and motor control. The question is, do hyperpolyglot brains have some functional or structural difference that precedes intensive language learning? There could be at least three: first, they might have a more plastic neurology than normal people have in the regions of the brain that serve memory functions; second, they might have more efficient connections between language-specific regions of the brain, which would allow them to build semantic systems and sound systems and to be able to reproduce or mimic foreign speech sounds; third, they might have stronger higher-order cognitive functions, such as executive function and working memory, which would be reflected in the prefrontal cortex.

ME: Психологические различия следует искать в мозге. Конечно, мозг полиглотов развит по-особому, как и мозг профессиональных музыкантов, у которых особо развиты участки мозга, отвечающие за восприятие звука и моторику движений. Вопрос в ином: имеются ли у мозга полиглотов врождённые особенности, ещё до изучения языков? Таких особенностей можно насчитать не менее трёх: во-первых, повышенная пластичность нейронов (нервов) памяти; во-вторых, более эффективная координация "языковых" участков мозга, что позволяет им строить семантические и звуковые системы и воспроизводить/подражать звуки/звукам иностранной речи; в-третьих, у них могут быть сильнее высшие познавательные функции мозга: "исполнительская" функция и рабочая память, что отразится на строении префронтальной коры головного мозга.

NK: What's the difference between a multilingual and a hyperpolyglot?

NK: А какая разница между человеком, говорящим на нескольких (многих) языках, и гиперполиглотом?

ME: One way to think about the distinction is that a multilingual is someone who has a repertoire of active languages; that person lives in all of those languages on a daily basis or has them to a very high degree of proficiency, so they are immediately available to that person to use. The hyperpolyglot also keeps a set of languages "on ice" - ones that are not kept active or immediately available but which need to be "warmed up" for use. This theme was repeated over and over by people I met and read about. It is what makes measuring the size of a person's linguistic repertoire challenging. And it's one thing that makes hyperpolyglots nervous about public interactions. What if they get asked a question in a language that they like to say that they know but which they haven't re-activated?

ME: Можно подойти так, что говорящий на нескольких языках имеет репертуар активных языков, ежедневно живёт в этих языках, хорошо ими владеет - он может воспользоваться каждый из них в любой момент. А у полиглота ещё есть несколько языков в "замороженном" состоянии - их ему надо "разогреть" перед использованием, они неактивны. Полиглоты мне постоянно об этом говорили. И это затрудняет измерение языкового репертуара конкретного человека. И поэтому гиперполиглоты неохотно демонстрируют свои способности на публике (нервничают). Что если им зададут вопрос на языке, который они знают (по их собственному утверждению), но он в "замороженном" состоянии?

Also, a hyperpolyglot doesn't have much of a role to play in the future of any given language, whereas a multilingual does. Additionally, for the multilingual, learning another language is a way to participate in their community, but for a hyperpolyglot, it always brings them away from their community - their local community, anyway. It certainly ties them to an imagined global community.

И кроме того, невелика роль гиперполиглотов в развитии каждого конкретного языка. У просто говорящих на нескольких языках она больше, и само изучение языков у них вызвано необходимостью реального общения. А гиперполиглотов их знание языков, наоборот, всегда отчуждает от их (ближайшего) окружения. Но конечно, привязывает их к некому "глобальному" сообществу.

NK: What traits do hyperpolyglots have in common?

NK: Какие общие черты (психики) есть у гиперполиглотов?

ME: My online survey found that they're more frequently men (and there are many possible reasons for this). They possess a set of active languages and a set of surge languages which have to be activated. They do not necessarily come from bilingual family upbringings. They come from all over and have all sorts of languages as mother tongues. They have high IQs but do not have to have genius-level IQs.

ME: Мой онлайн-опрос показал, что среди гиперполиглотов преобладают мужчины (и тому немало возможных причин). У них есть набор активных и неактивных языков. Они не обязательно росли в семье, где говорили на двух языках. Они могли расти в любой семье и их родной язык мог быть любым. У них высокий уровень интеллекта (IQ), но не обязательно на уровне гениев.

In my sample, they were not more predominantly non-right handed (though measuring handedness is tricky) nor were they more likely to be twins or have twins in their family, but they were more likely to report homosexual orientations, behaviors, and/or tendencies, and they were more likely to have immune disorders, themselves or in their families.

Я не заметил, чтобы среди них было больше левшей (хотя определить, кто правша - кто левша, порой трудно) или близнецов. Но среди них чаще встречается гомосексуальная ориентация (или просто склонность) и болезни иммунной системы (в том числе наследственные).

I know this is going to seem as if I just said that gay people have more language talent. That's not what I found. It's that among the people I asked, they were more likely than the statistical model would predict to report homosexuality. This may say something very important about homosexuality and language aptitude; it may say more about the population of people who answer surveys online. We don't know yet. The world's largest repository of language aptitude data correlated with gender, handedness, health and sexual preference is the Defense Language Institute, but they don't release this. Anecdotally, some people were spatially limited - they didn't drive, and they became lost very easily.

Мои слова не надо понимать так, что у геев больше талантов к языкам. Я обнаружил не это. Просто в моих опросах о своей гомосексуальности сообщили больше людей, чем можно ожидать среднестатистически. Возможно, это указывает на важную связь гомосексуальности и склонности к языкам. Но возможно, это просто указывает на особенности людей, отвечающих на опросы в Интернете. Пока это неясно. Самая большая база данных по способностям людей к языкам в зависимости от пола, право/леворукости, здоровья и сексуальных предпочтений собрана в Военном институте языка (the Defense Language Institute), но она закрытая. Кстати, звучит, как анекдот, но у некоторых полиглотов нарушения пространственной ориентации: они не водят машину, очень легко могут заблудиться.

NK: Many people think they are too old to learn a new language. Did you notice any trends regarding the ages of the hyperpolyglots you studied?

NK: Многие люди считают, что слишком стары, чтобы учить новый язык. Есть ли какие-то тенденции относительно возраста полиглотов?

ME: The largest group of people who said they knew six or more languages were 25 to 40 years old (44 percent); the 40 to 60 set comprised 27 percent. The 18 to 25 set were only 19 percent. Among those who had more than 11 languages, those in 25 to 40 range and 40 to 60 range were both 35 percent. I would say that another trait of hyperpolyglots is that while they may slow down their pace of language learning as they age, they do not stop. This is where the advantages of lots of early intensive learning pay off. By the time they are in their 50s, they know how they learn, they know how intensively they have to work, and they understand a lot about language structures. The problem is that memory systems are less plastic.

ME: Среди знающих 6 и более языков больше всего людей в возрасте 25-40 лет (44%); в возрасте 40-60 лет 27%. В возрасте 18-25 лет - только 19%. Среди знающих более 11 языков по 35% приходится на людей в возрасте 25-40 и 40-60 лет. Другой чертой полиглотов является то, что с возрастом они не прекращают учить языки, хотя "усвояемость" языков, возможно, падает. Здесь раннее начало интенсивного изучения языков даёт сильное преимущество. В возрасте после 50 лет у полиглотов уже есть собственный опыт, они знают, насколько интенсивно им надо заниматься, у них широкие познания о структуре языков. Проблема в том, что (с возрастом) падает пластичность памяти.

NK: Is every healthy human born with the possibility of becoming a hyperpolyglot?

NK: У каждого ли здорового человека от рождения есть возможность стать гиперполиглотом?

ME: No. Hyperpolyglots are not born, and they are not made, but they are born to be made. There is a finite subset of the human population which has the right neurological equipment for learning and using lots of languages. That equipment may serve only a sub-component of language learning, such as mimicry, pattern recognition, or memory, or it serves those sub-components in a global fashion. Those who become hyperpolyglots are those who meet two criteria. One, they are exposed to language material. Two, they undertake learning languages as a mission as well as acquiring the personal identity as a language learner. In the book I describe the "neural tribe theory" of hyperpolyglots, arguing that they possess an atypical neurology that is selected by some environments and not others; presumably, there have always been humans walking around with that set of neurological traits or factors, only some of whom actually use those things for languages.

ME: Нет. Гиперполиглотами не рождаются, и не становятся. Ими рождаются, чтобы стать (это судьба). Среди людей есть группа со строением мозга (нервной системы), способствующим освоению многих языков. Но строение мозга может помогать либо отдельному компоненту в изучении языка (например, облегчать имитацию, или распознавание образов, или запоминание), либо помогать всем этим компонентам сразу. Полиглотами становятся те, кто удовлетворяет двум критериям. Во-первых, они открыты (склонны к) изучению языка. Во-вторых, изучение языка для них своего рода миссия, оно становится чертой их личности. В своей книге я описываю "теорию нейтрального племени" в применении к полиглотам. То есть я считаю, что у них нетипичное строение нервной системы, которое должно попасть в благоприятную "окружающую среду". Я полагаю, что лишь некоторые люди с подходящими нейрологическими особенностями на практике посвящают себя изучению языков.

NK: How many hyperpolyglots are there in the world?

NK: А сколько гиперполиглотов живёт в мире?

ME: I don't know! But there are going to be more of them, as the globalized environment where speaking a lot of languages is rewarded and getting access to learning materials is easier.

ME: Не знаю! Но их будет становиться всё больше с ростом глобализации, которая поощряет изучение языков и облегчает доступ к учебным материалам.

NK: Of the living hyperpolyglots you met with when doing your research, which ones did you find most interesting?

NK: С какими наиболее интересными гиперполиглотами вы встретились, когда писали книгу?

ME: You know, I really liked all of them, but I was impressed by Graham Cansdale, a European Commission translator. I'm his Facebook friend, and he's always posting status updates from all over the world where he's working on this language or that. Learning languages isn't hard for him and isn't even something he spends a lot of time doing - he'd rather be cooking or gardening. I also admired Alexander Arguelles' devotion to his pursuits.

ME: Знаете, все они мне понравились, но особенно Грэм Кэнсдейл, переводчик Европейской комиссии. Я у него в друзьях в Фейсбуке, и он всегда шлёт сообщения со всех уголков мира, где работает с тем или иным языком. Изучение языков даётся ему нетрудно, даже без особой затраты времени. Он больше времени проводит на кухне (за плитой) или работая в саду. Меня также восхитил Александр Аргеллес своей преданностью любимому занятию.

NK: What do hyperpolyglots intend to do with all these languages?

NK: А как гиперполиглоты используют все свои языки?

ME: It varies. Sometimes it's about travel, sometimes it's about work, sometimes it's about consuming media, sometimes it's about an eagerness to interact with people. Interestingly, their goals were very functional in nature. They wanted to be able to do things successfully and feel comfortable doing them. They were not obsessed with becoming natives, sounding native-like, or blending in. They are professional linguistic outsiders.

ME: По-разному. Иногда в путешествиях, иногда на работе, иногда просто для чтения СМИ, иногда для "живых" контактов с людьми. Интересно, что их стремления функциональны по своей природе. Они стремятся достичь успеха в чём-то, чтобы делать это что-то с удовольствием и комфортом для себя. Они не стремятся стать "носителями" языка, говорить, как носители, проникнуть в среду носителей. Это профессионалы со взглядом на язык "со стороны" (аутсайдеры в хорошем смысле).

This from the outset makes them very different from what I think most foreign language education - wrongly - attempts to achieve, which is native-likeness. If you start from the premise that bilinguals don't know the same as two monolinguals, then trying to achieve a monolingual's level of knowledge and performance in your new language is going to frustrate you.

И это изначально отличает их от характерного подхода в преподавании иностранных языков - неправильного подхода - когда пытаются достичь "похожести" на носителей. Если вы исходите из предпосылки, что говорящий на двух языках знает не больше, чем два "носителя", говорящих каждый на одном языке, то стремление стать "носителем" нового языка (как бы и первым, и вторым из говорящих на одном языке) приведёт вас к разочарованию.

NK: Did writing the book inspire you to learn more languages?

NK: Написание книги не подвигло вас к изучению новых языков?

ME: Doing research and traveling spurred me to study Italian and Hindi, and when I was in Bangalore I sat in on two Kannada classes and wished I could have stayed in south India longer. Looking at the archives of Cardinal Mezzofanti in Bologna, I found myself reading a lot of French, Italian, and Spanish. After finishing the book, I've been given a greater appreciation for doing things to maintain the plasticity of my brain, and I'm very interested in taking up a musical instrument. And like a lot of American parents, I'm compelled to make educational decisions for my son that will give him early access to foreign languages.

ME: Исследования и поездки привели меня к изучению итальянского языка и языка хинди. Когда я был в Бангалоре, то ходил на занятия в два класса Kannada и жалел, что пришлось рано уехать из южной Индии. Изучая архивы кардинала Меццофанти в Болонье, я много читал по-французски, -итальянски и -испански. Написав книгу, стал уделять больше внимания поддержанию пластичности своего мозга (памяти). И мне очень хочется научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. А ещё, подобно многим американским родителям, я постараюсь, чтобы в образование моего сына как можно раньше вошло изучение иностранных языков.

NK: What is the most important lesson for the world take away from your research on hyperpolyglots?

NK: Какой важнейший урок вы извлекли из своих исследований гиперполиглотов?

ME: Developing and deploying cognitive capital should be a major policy endeavor by businesses and governments. Also, the research on hyperpolyglots suggests that there's a range of atypical neurologies of which we should be more aware.

ME: Развитие и применение (размещение) познавательного капитала должно стать важной частью политики бизнеса и государства. Кроме того, исследования гиперполиглотов наводят на мысль, что следует расширить наши знания о некоторых нетипичных случаях строения нервной системы у людей.